Термин сопротивление появился в классическом психоанализе. Сопротивление трактовалось как барьер, который мешает продвижению терапии — что-то, что нужно "преодолеть", "проработать" или даже "сломать".

Сопротивление стало почти автоматическим ярлыком для любой реакции клиента, не совпадающей с логикой терапевта.

Клиент что-то не хочет делать? Ага, сопротивляется. Не соглашается с интерпретацией? Ну, типичное сопротивление. Опаздывает на сессии? Очевидное сопротивление.

С позиции нарративного подхода клиент — не объект для коррекции, а человек с историей, контекстом, значимыми ценностями. И если он «сопротивляется» — возможно, у него есть на это причины, которые стоит выслушать, а не аннулировать.

Само слово сопротивление — не плохое. Вне терапевтического контекста оно означает нечто важное: борьбу за ценное. За свободу. За достоинство. За свое.

Так почему бы не признать, что та часть меня, которая сопротивляется, может иметь основания? Может, она не видит пользы в предлагаемых изменениях. Или видит в них риск. Или чувствует, что ее не слышат. Возможно, ей страшно, потому что эти перемены нарушают хрупкий внутренний баланс, выстраивавшийся годами.
Это не саботаж. Это — сообщение. Это — голос, который стоит услышать.

Поэтому я за депатологизацию этого термина.

Сопротивление — красивое слово. Оно про силу. Про попытку не отдать себя целиком чужой логике.

Назад